Мифы о ювенальной юстиции

Казахстанский союз родителей, о которым мы подробно писали в начале сентября, занимается не только антивакцинной пропагандой – львиная доля его публикаций посвящена дискредитации многих других инициатив, направленных на защиту прав детей. Отдельной «любовью» активистов союза, в частности, пользуется политика по профилактике семейно-бытового насилия и ювенальная юстиция. Увязывая одно с другим, члены союза пытаются влиять на общественное мнение.

Тем временем ювенальная юстиция в Казахстане не имеет ничего общего с профилактикой насилия в семьях и представляет собой систему органов и учреждений, осуществляющих правосудие по делам несовершеннолетних. Основная цель ювенальной юстиции – обеспечить защиту прав детей в системе отправления правосудия, когда дети совершают преступления.

Наш редактор Маргарита Бочарова при помощи специалистов разобрала еще несколько популярных у союза родителей нарративов и убедилась, что в каждом случае речь идет о ложных либо манипулятивных высказываниях. Все приведенные ниже утверждения мы взяли из инстаграм-аккаунта объединения, процитировали их в сокращенном виде, однако максимально сохранили стилистику авторов.

О жалобах в ООН

Утверждение: «Комитет по правам ребенка при ООН получает полномочия рассматривать жалобы от казахстанских детей. Будучи предварительно обработанным, ребенок может нафантазировать, что мама с папой — агрессоры, потому что запрещают готовиться к кастрации. То, что мы считаем членовредительством, комитет, где заседают европейцы, вполне может назвать свободой выбора. И дать Казахстану рекомендации, от исполнения которых нам будет очень сложно отказаться».

В феврале этого года представитель Казахстана действительно подписал факультативный протокол к Конвенции о правах ребенка, который позволяет детям подавать жалобы на нарушение своих прав в Комитет ООН. Однако парламент республики все еще не ратифицировал этот акт, поэтому процедура для казахстанцев остается недоступной. Заметим, промежуток между подписанием и ратификацией может быть очень продолжительным – например, факультативный протокол к Конвенции о правах инвалидов республика подписала еще в 2008 году, а ратифицировала только в 2023-м.

Кроме этого, мы уже писали, что на практике решения комитетов ООН далеко не во всех случаях исполняются внутри республики. Причину такого положения дел нам ранее объяснили в МИДе так: «Упоминаемые решения международных договорных органов не устанавливают обязательность их выполнения для государств-участников. В результате рекомендации комитетов проходят по цепочке от Министерства иностранных дел в Генпрокуратуру, а затем в Министерство юстиции, которое обязано сделать лишь одно – довести позицию страны по тому или иному кейсу до представителей ООН.

Напоследок заметим, что в Комитете по правам ребенка заседают не только представители европейских стран. Из 18 членов комитета Европу сейчас представляют лишь пять (Бельгия, Болгария, Грузия, Швейцария, Исландия), что едва ли говорит об их возможности предопределять решения органа. В ходе последней сессии комитет вынес решения по индивидуальным жалобам, которые касались, например, фактов депортации ребенка, изнасилования отцом, нарушения порядка встреч после развода родителей, невыплаты алиментов.

О предотвращении буллинга

Утверждение: «Главное орудие ювеналки – в нечетких определениях. Правила профилактики травли (буллинга) появились в РК благодаря стараниям Динары Закиевой, нынешнего омбудсмена по правам ребенка. Больше всего вопросов вызывают неопределенные “ДЕЙСТВИЯ УНИЗИТЕЛЬНОГО ХАРАКТЕРА”. Мы считаем, что критерии УНИЖЕНИЯ намеренно не прописали. Так что теперь непонятно, будет ли воспитательная беседа или общественное порицание трактоваться как унижение».

В декабре прошлого года тогдашний министр просвещения Асхат Аймагамбетов подписал приказ об утверждении правил профилактики травли (буллинга) ребенка. В документе буллинг определен как «систематические (два и более раза) действия унизительного характера, преследование и (или) запугивание». Наличие в документе четко определенных критериев унижения вовсе не обязательно, подчеркивает Халида Ажигулова, юрист-социолог, уполномоченная по правам ребенка в Алматы.

«Законы не обязаны с точностью прописывать ВСЕ виды действий, которые приводят к унижению чести и достоинства. Это потом доказывается в суде через филологическую и психологическую экспертизу. Понятие «буллинг» в законе достаточное, потому что главное – баланс объективных и субъективных факторов. Иначе говоря, чтобы и человек чувствовал себя униженным, и чтобы профессиональная экспертиза показала, что действие является унижением», – объясняет Ажигулова. Кроме этого, по ее словам, действия унизительного характера прописаны широко, потому что буллинг – проблема воспитательного характера, а не административное или уголовное правонарушение.

Она добавляет, что ни в одной стране мира чрезвычайно конкретно ничего в законах не прописывается – как минимум, потому что с течением времени могут появляться новые формы совершения насилия. «Например, до интернета экзгибиционисты физически показывали свой половой орган прохожим девушкам, чтобы напугать их. А сейчас они дикпики отправляют в WhatsApp. Но все эти действия подпадают под действия Уголовного кодекса как растление малолетнего, если фото направляют ребенку, либо под мелкое хулиганство как оскорбительное приставание», – поясняет детский омбудсмен.

О реагировании на бытовое насилие

Утверждение: «Полиция перешла от заявительного на выявительный характер регистрация правонарушений. Сотрудники полиции реагируют на каждое сообщение о бытовом нacилии. Под «каждым сообщением» понимается любой донос по любому поводу. Сосед услышал шум за стеной, врач увидел царапины на коленках ребенка, прохожий засек родителя, повысившего голос на отпрыска, – все это поводы для сообщения о нacилии. То есть самая обычная семья может стать мишенью для нападок».

1 июля 2023 года действительно вступили в силу поправки в Кодекс об административных правонарушениях, в соответствии с которыми полицейским теперь не нужно получать заявление от жертвы бытового насилия, чтобы завести дело в отношении агрессора. Отныне правоохранителям достаточно заявлений от соседей или родственников, видеодоказательств или результатов судебно-медицинской экспертизы. Однако это не означает, что отныне детей будут забирать из семьи в случае любого конфликта или пощечины, отмечает адвокат Жанна Уразбахова.

«Лишение или даже временное ограничение родительских прав – это очень сложный и долгий процесс, возможный только через суд. И это абсолютно точно не происходит из-за каких-то мелких конфликтов между детьми и родителями. Во-вторых, куда бы всех этих детей потом забирали? У нас и так переполнены детские дома. Органы опеки завалены делами. Им некогда бегать по квартирам и искать, кто там с родителем поругался, чтобы забрать из семьи ребенка», – говорит Уразбахова.

Она объясняет: чтобы ситуация дошла до суда, речь должна идти о систематическом насилии и нарушении прав ребенка, неблагоприятных условиях проживания. «Но опять же, суд сразу не лишит родительских прав, а лишь временно ограничит. Семью берут на контроль и дают время на исправление. Есть множество семей с пьющими родителями, которые не занимаются воспитанием детей, но даже у них практически никогда не забирают детей без доказательств того, что они действительно опасны», – рассказывает адвокат.

И еще один факт: как нам сообщила Динара Есимова, доктор PhD в области социальной работы, исполнительный директор Национального альянса соцработников, более 90% дел, рассматриваемых комиссиями по делам несовершеннолетних, возникают в пределах образовательных учреждений (а не во время полицейских рейдов). При отсутствии в школах системы социального сопровождения их сотрудники не способны самостоятельно урегулировать те или иные ситуации и передают кейсы ювенальным инспекторам.

О безопасности интернатных учреждений

Утверждение: «Кейс Вероники Наумовой из Екатеринбурга [женщина обвиняется в убийстве мальчика, находившегося под ее опекой] – яркий пример из соседней страны. Каким образом наши ювеналы обеспечат безопасность детей? Если в детском доме прокурор может проверить всех ответственных за детей одним махом, то профессиональные семьи придется искать по всей стране. И уже этим займется не натасканный на преступлениях прокурор, а сотрудники создаваемой ювенальной системы».

Фактические данные не подтверждают тезис о безусловной безопасности детских домов для воспитанников. В 2011 году Национальной центр по правам человека в сотрудничестве с Детским фондом ООН в Казахстане провел исследование насилия в отношении детей в государственных интернатных учреждениях республики. Выяснилось, что от 25% до 53% сотрудников этих учреждений поддерживают применение телесных наказаний к детям. Кроме этого, 26% детей в приютах, 35% в организациях для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, и 41% в учреждениях для детей с девиантным поведением рассказали, что видели, как персонал применял насилие в отношении детей.

Ювенальный адвокат Айнара Айдарханова соглашается, что ребенок не может быть полностью застрахован от насилия ни в детском доме, ни в приемной семье, однако во втором случае надежд на это, по ее мнению, все-таки больше – как минимум потому, что приемные родители или опекуны могут уделять детям больше внимания нежели сотрудники интернатных учреждений, среди которых нет, например, даже социального работника.

Кроме этого, по закону все граждане, желающие принять ребенка на патронат, обязаны сообщить о своем состоянии здоровья, образовательном уровне, доходах, результатах психологической подготовки к приему детей в семью. Уполномоченные органы в свою очередь проверяют желающих на наличие или отсутствие судимостей, обследуют жилищно-бытовые условия, а затем контролируют воспитание и содержание ребенка на патронатном воспитании не реже одного раза в полгода.

«Я в своей практике не сталкивалась со случаями, когда дети подвергались насилию именно в приемных семьях. Были в практике случаи насилия в биологической семье ребенка. При этом семья не была «на карандаше» у органов опеки», – замечает Айдарханова.

О помощи семьям в трудных ситуациях

Утверждение: «Институт «социального патроната» обернется против «неблагополучных семей» и института семьи как такового. Что имеется в виду? Например, ваш неуспевающий ребенок пожаловался школьному психологу, что мама ругает, заставляет учить уроки. И вот уже к вам на помощь едет профессиональный патрон. От его услуг вы не сможете отказаться. Размытые формулировки правил позволяют завести постороннего соглядатая практически в любую семью».

О проекте под названием «Социальный патронат» пишут авторы Комплексного плана по защите детей от насилия, превенции суицида и обеспечения их прав и благополучия на 2023-2025 годы. Документ в августе находился на публичном обсуждении, а 11 сентября был утвержден правительством. «Социальный патронат» будет внедряться в республике (в случае позитивных итогов пилотирования) только с февраля 2025 года. Речь идет о комплексном сопровождении детей из неблагополучных семей социальными службами. При этом в плане ничего не сказано о том, что от услуг «патрона» нельзя будет отказаться.

Динара Есимова считает вышеупомянутый проект не слишком удачной попыткой в краткие сроки решить системную задачу по переходу от формата социального обеспечения к социальному сопровождению. По ее мнению, двигаться нужно другим путем, сначала обратив внимание на повышение профессионализма помогающих специалистов, работающих с детьми, и увеличение их количества.

«В Германии 117 вузов готовят соцработников, в Китае – 300 вузов. У нас в Казахстане этим занимается десяток вузов, никакой кафедры нет, мы готовим 300-350 специалистов в год. До этого было только 100 грантов в год. А у нас 19 млн населения, из которых 4 млн человек – получатели адресной соцпомощи, наши клиенты», – говорит эксперт. Видя все эти «уязвимости» в системе, активисты из Союза родителей «знают, куда бить». Атаки с их стороны будут продолжаться, пока сохраняется статус-кво и недостаток экспертов в сфере социальной службы, говорит Есимова.

Кроме этого, она напоминает: с 2016 года система патронажа фактически уже есть в республике в рамках первичной медико-санитарной помощи. Речь идет об универсальной прогрессивной модели патронажного обслуживания беременных женщин и детей раннего возраста. Более широкое информирование о ней могло бы, считает Есимова, снять вопрос о внедрении какого-либо нового механизма работы с социально уязвимыми семьями.

Школьные работники, подчеркивает она, в отличие от патронажных медсестер не посещают дома. При этом сегодня казахстанские школы испытывают недостаток в психологах и соцпедагогах. Эксперт указывает на необходимость обучения последних технологиям кейс-менеджмента, а также введения ставки соцработника в каждое образовательное учреждение, «чтобы проводить качественную глубинную оценку потребностей ребенка, расширять его возможности и реализовывать принцип социальной справедливости». По оценкам Есимовой, речь идет о подготовке дополнительно 11-20 тыс. специалистов по социальной работе с детьми и молодежью.

Спецпроект «Достоверно о важном»

Эта публикация профинансирована Европейским Союзом в рамках проекта «Устойчивость и взаимодействие с разнообразной информацией для динамичной среды» (REVIVE), реализуемого Internews. Ее содержание является исключительной ответственностью «Shishkin like» и не обязательно отражает точку зрения Европейского Союза и Internews.

Подписаться на @Shishkin_like