О чём говорит «женский» театр в Казахстане и как говорить о нём?

«Женский» театр – это явление и требование времени или очередной ярлык, который удобно приклеить? Что такое женский театр: театр, созданный женщинами, созданный для женщин, говорящий о женщинах? И при чём здесь феминистская позиция?

Драматургиня Ольга Малышева поговорила с тремя алматинскими театр-мейкерками: режиссёркой, художницей и актрисой Машей Гольм, актрисой и режиссёркой Олей Ли и драматургиней и перформеркой Альмирой Исмаиловой. Они вместе искали ответы на эти вопросы.

В конце театрального сезона в Алматы вышел спектакль Tuaregs – это работа новой независимой театральной команды Ös. Спектакль поставила Маша Гольм, а в его основе – пьеса Светланы Петрийчук, которую осудили в России за пропаганду терроризма, за другую её пьесу «Финист ясный сокол».

В пьесе «Туареги» рассказывается о небольшом селе, где женщины подняли бунт против мужчин и установили матриархат.

Маша:

– Я думала про матриархат и феминизм и поняла, что мы, возможно, немножечко путаем. Я спрашивала у людей: что такое матриархат? И очень часто мне отвечали: это когда власть у женщин. А в пьесе очень ярко показывается, что и женщины могут перегибать.

Света рассказывала, что после первой читки ей говорили: у тебя такое феминистское начало в пьесе, такая революция, как же ты в конце отдала главное слово мужчине? А суть-то в том, что неважно – матриархат или патриархат. Важно, что ты по-человечески относишься. Что ты видишь человека, слышишь человека – без предрассудков, без стереотипов, без желания мстить или брать реванш.

И мне хочется вот эту мысль как-то держать: что не про «правильно-неправильно», не про «мужчина-женщина», а про то, что ты уважаешь партнёра, уважаешь мнение, которое отличается от твоего. Уважаешь решения, которые не совпадают с твоими. Видишь человека, а не набор: гендер, статус, возраст или что-то еще.

Если говорить про независимый театр, то режиссерки и драматургини уже несколько лет как численно сильно превзошли коллег-мужчин. Женщины смелее в том, что касается театрального эксперимента, у них меньше страха работать на небольшую аудиторию, быть непонятыми, озвучивать непопулярную точку зрения.

Актуальная и острая драматургия – это про Альмиру Исмаилову, которая через свои тексты много говорит об идентичности.

Альмира:

– Вообще, что такое феминистский театр, сложно сказать. В каких отношениях феминистский театр с фемактивизмом? Как будто в Казахстане два этих направления идут параллельной дорогой.

Кажется, что по-настоящему этот сплав случился в Кыргызстане. Можно вспомнить спектакль «В моём мире устроено так», который был вдохновлён феммаршем. Одна из участниц этого спектакля Айжамал Бектен также сделала перформанс «Ода свободе», в котором в том числе рассказывает о своём опыте активизма.

В своей работе «Потерянная дочь» я тоже касаюсь темы женской репрезентации в театре и кино. Говорю о том, как женщинам сложно получить финансирование проектов, потому что их квалификации не доверяют. При этом я рассуждаю о том, что, возможно, жоктау как первый казахский перформанс он именно женский. Женщины не стыдятся говорить о телесности. И хотя в финале моего перформанса я задумываюсь об отказе от любой идентичности, при этом исполняя жоктау, свою женскую идентичность, я провозглашаю без слов, просто продолжая путь женщин-плакальщиц.

Актриса Оля Ли сыграла Татьяну в свежей премьере Немецкого театра – спектакле «И все про… Онегин».

Немецкий – один из немногих государственных театров, где административное и художественное руководство полностью состоит из женщин.

В «Онегине» тоже была тотально феминная концепция: сразу несколько Татьян, а Евгения нет совсем. Но о стереотипах Оле все равно есть что сказать.

Оля:

– Самый главный, наверное, стереотип, что женщины «не умеют в театр». Что если театр делают женщины, это обязательно будет какая-то мелодрама, где все только и делают, что переживают и плачут. А вот мужской коллектив – это считается крутым, рок-н-рольным. Но при этом, когда появляется женская энергия, возникает что-то другое – какая-то рамка, в хорошем смысле этого слова. Не стабильность, а именно рамка, которая может сдерживать хаос. Потому что, да, мужская энергия может быть яркой, дерзкой, но не всегда собранной.

Есть ещё стереотипы, связанные с персонажами. Например, существует такой образ – «центральноазиатская женщина», которая всегда только обслуживает своего мужчину. И если мужчина вдруг уйдёт, то она, конечно же, пойдёт и убьётся, потому что для нее нет другого света в жизни, кроме света мужчины. Я как актриса отказывалась от такой репрезентации героинь, потому что для меня это очень странно и неприемлемо. Это идёт вразрез с моими представлениями, с моим желанием показать, как может выглядеть женщина.

Современный театр – это не только зрелище, это чаще всего диалог. И в качестве предмета этого диалога могут быть самые сложные, актуальные и чувствительные темы.

Поэтому когда социально ответственные театр-мейкерки начинают такой публичный разговор, срабатывает главное правило: не навреди.

Оля:

– Мы с Сашей Биглер (актриса и режиссёрка Немецкого театра) в 2019 году делали перформанс про домашнее насилие. Первая наша задача во время создания проекта была в том, чтобы очень осторожно подойти к теме. Мы ездили в шелтер, брали интервью у женщин, переживших домашнее насилие.

Для нас самое важное тогда было – не ранить этих женщин и не выставить их так, будто они сами спровоцировали насилие или будто они «сами виноваты», потому что не ушли вовремя от мужа.

Мы очень остро чувствовали: если подойти неаккуратно, то можно невольно повторить ту же самую травму – и это может съесть женщину изнутри.

Поэтому мы чувствовали глобальную ответственность: как сделать так, чтобы показать сторону жертвы, но при этом сохранить человека в этой истории. Это была очень сложная задача. Потому что на тот момент тема домашнего насилия еще не была настолько в фокусе общества, и у меня не было большой насмотренности, понимания, как говорить об этом правильно.

Это колоссальная ответственность – делать такие проекты и не навредить.

Такие проекты могут быть терапевтичны, причем не только для зрительниц или свидетельниц, но и для их создательниц. Женщины, которые формировались в общем контексте и получавшие похожий жизненный и творческий опыт, могут друг друга поддерживать и в творческом плане, и в бытовом.

Альмира:

– Я участвовала в кружке ФАС – феминистского антивоенного сопротивления. Мы там с коллежанками писали документальную пьесу «Прятки в темноте» об анонимности. Ведущей кружка была Анастасия Патлай (режиссёрка документального театра). Мы собирались в приложении для видеоконференций в течение месяца с выключенными камерами, под выдуманными никами.

Я думала, что это будет очень сложно, но это неожиданно было очень терапевтично для меня. Особенно мило было, когда после какого-то высказывания или действия посылались сердечки-реакции с восторженным возгласом. Мы разбивались по двое и давали друг другу интервью, делились своими историями. И из этого вылилась коллективная пьеса, где много историй о боли, абьюзе, обесценивании, страхе. И мне кажется, это очень важный текст. В финале мы сделали онлайн-читку.

Этот месяц был месяцем созидания и поддержки. Кружок научил меня еще большей чуткости и заботе. И дал какие-то важные инструменты, как работать в коллективе.

Мне нравится мысль, что современный театр не должен уходить в дидактичность и назидательность. А уж если через театр и могут решаться какие-то проблемы, то в первую очередь проблемы того человека, который этот театр создаёт. И это уже немало.

Маша:

– В театре, к сожалению, тоже есть и сексизм, и домогательства. И это противно. Потому что когда ты актриса, и тебя начинают где-то хватать, трогать – ты не знаешь, что делать. Это страшно.

Или когда человек, который в профессии чуть выше тебя по статусу, начинает позволять себе лишнее. К сожалению, у меня был такой опыт. И в этот момент язык реально застревает – ты не можешь сказать ничего. Потому что ловишь себя на мысли: ну, ты же сама допустила, не сказала вовремя. Очень много самоедства. Может, если скажу, мне потом не дадут работать? Зачем мне это надо?

Но, с другой стороны, я понимаю: об этом нужно как-то говорить, причем говорить именно через театр. Я сейчас как раз ищу эту форму, творческую форму. Например, попробовать посмеяться. Потому что мой защитный механизм говорит: может, если попробовать это обыграть с иронией, станет легче?

#культура #театр #драматургия #пьесы #женщины

✅ Подписывайтесь на https://t.me/ayel_kz