Расслабиться под true crime. Почему мы любим жуткие истории?

Ещё в XVI веке в Великобритании стали популярны памфлеты о преступлениях тех, кого приговорили к казни, – это явление можно считать родоначальником тру крайма. А пару лет назад Forbes отмечал, что жанр уже почти 10 лет переживает период расцвета. Количество каналов, которые создают документальный контент о различных криминальных событиях, заметно выросло на youtube. Главные объекты историй –маньяки, исчезнувшие люди, крупные мошенничества, бытовые убийства и тому подобное. Примечательно, что у каналов огромное количество подписчиков и просмотров. В последнее время о любви к true crime стали говорить как о способе расслабиться после тяжёлого трудового дня.

Но как связаны кровавые истории и ментальный отдых? Что скрыто за желанием посмотреть ещё один жуткий подкаст?

Телеграм-канал Ayel разбирался вместе с клиническим психологом, специалистом в области динамической и патогенетической психотерапии Антоном Волковым.

Почему мы смотрим true crime?

Для работы над этим материалом мы обратились в социальных сетях к любителям true crime и попросили ответить на два простых вопроса: «Почему я смотрю true crime?» и «Что я испытываю, когда смотрю криминальную историю?».  

Откликнулись 20 человек, и 18 из них – женщины разного возраста. Все участники совершеннолетние, представляют различные сферы деятельности. Ответить на вопросы можно было в свободной форме.

Здесь можно выделить три основные группы по похожести ответов. Так, 10 опрошенных ответили, что в детстве их телевизор практически всегда транслировал криминальные истории, и потому любовь к «Криминальной России» и голосу Каневского сформировалась неосознанно.

– Отец любил все подобные передачи, в том числе криминальные рубрики местных каналов, сейчас я переключилась на документальные фильмы в ютубе, больше всего нравятся истории Елены Погребижской, – говорит Балауса, одна из респонденток.

8 участников опроса смотрят криминальные каналы исключительно из интереса к профессии следователей, оперативной работе и «психологии убийцы».

Например, актриса Татьяна Захарченко отметила, что смотрит канал Саши Сулим, ещё и наблюдая за работой самой ведущей, которая «остаётся беспристрастной и собранной даже в самом жутком контексте истории».

Некоторые рассказали, что предпочитают оставлять криминальный канал «фоном» во время готовки ужина или уборки.

Только два человека признались, что не знают, почему и для чего они смотрят криминальные истории.

По словам клинического психолога Антона Волкова, когда человек обращается к тяжёлому или травматичному контенту, он «исследует предельные формы связи человека с реальностью и другим»:

«Истории о насилии, манипуляции, границах между нормой и преступлением – это всегда о нарушенных отношениях, разрушенных связях, искажённой близости.

Криминальные проекты дают зрителю возможность безопасно соприкоснуться с предельными формами страха, власти, ужаса, разрушения, не будучи участником, но оставаясь наблюдателем.

Такие сюжеты часто построены по нарративу распутывания, обнаружения истины, преодоления зла, а это символическая конструкция, резонирующая с внутренними конфликтами самого зрителя: попыткой осмыслить тревогу, придать структуру хаосу, интегрировать подавленные аффекты».

«Психический контейнер» 

Ответы на второй вопрос оказались не менее любопытными.

– Я испытываю спокойствие и расслабление по ходу истории, несмотря на то, что бывает жутко от некоторых моментов, – описывает свои ощущения Анастасия. Похожим образом ответили и другие респонденты.

Антон Волков объясняет, что эмоциональное напряжение, не получившее выхода или переработки, становится патологическим.

«В этом смысле true crime может служить «психическим контейнером» для тех чувств, которые человек не может выразить напрямую: тревоги, агрессии, страха, бессилия.

Прослушивание истории о насилии, где есть конкретный источник угрозы (маньяк, убийца), позволяет перенести внутреннюю тревогу на внешний, оформленный объект. Это создаёт иллюзию контроля: «опасность названа, локализована, я знаю, где она», – говорит психолог.

Кроме того, по словам эксперта, для некоторых людей это способ неосознанной идентификации с жертвой или свидетелем, позволяющий «отреагировать на собственную травму символически, в рамках безопасной дистанции».

«И, наконец, такие истории активизируют функции контроля, сужают фокус внимания, временно «поглощают» психику, и в этом смысле работают как психологическая диссоциация от реальности, что воспринимается как облегчение, –объясняет Волков, но добавляет: – Если это становится регулярным способом справляться со стрессом, речь идёт не о переработке, а об уходе от переживания».

«Это не патология, но потенциальный симптом неосознаваемой внутренней перегрузки».

Интересно, что три человека, отвечая на вопрос про чувства, заявили, что true crime научили их «быть более осмотрительными». Сообщить близкому, что добрались до дома, или не бродить одному по ночам в тёмных переулках теперь стало нормой.

– Осознаю, что все преступления и действия преступника непохожи друг на друга, но всё же считаю, что информация, полученная из true crime,сможет меня обезопасить, – считает ещё одна респондентка по имени Даяна.

Когда любовь к true crime может вызвать беспокойство?

– С точки зрения патогенетического и динамического подхода, интерес к тяжёлому, страшному и травматичному не является патологией сам по себе. Важно не то, что человек смотрит, а то, как он это воспринимает и зачем к этому обращается, – поясняет Антон. – Если этот интерес не мешает адаптации, не заменяет реального контакта с собой и другими, не используется для возбуждения или анестезии, то это может быть формой опосредованного исследования психических пределов – своих и чужих.

Тем не менее, интерес к true crime может таить в себе загадку, которая скрывается в нашем прошлом.

– Человек, который тяготеет к тяжёлому контенту, возможно, пытается понять, пережить или назвать то, что было в его собственном опыте вытеснено, не осмыслено, осталось чужим. Такое влечение может говорить о дефиците символической переработки травматического опыта; о незавершённом внутреннем диалоге со страхом или насилием; о потребности в восстановлении чувства контроля через «безопасное соприкосновение» с угрозой.

Таким образом, не сам интерес к «тёмным» темам вызывает тревогу, а его функция в структуре личности и системе связей. Один и тот же контент может быть для одного способом интеграции, а для другого – формой повторной травматизации, – говорит психолог.

True crime в Казахстане и мире

По данным опроса 2022 года в США, тот или иной контент в жанре тру-крайм (истории реальных преступлений) потребляет более половины населения, причём 13% указывают его в числе любимых. 

Например, в том же году первое место в топе самых просматриваемых картин платформы Netflix занял сериал «Монстр: История Джеффри Дамера». За два месяца он набрал больше миллиарда часов просмотров – до него это удавалось только сериалам «Игра в кальмара» и «Очень странные дела». 

Согласно данным исследования, проведённого британской компанией Digital i, больше всего детективных сериалов смотрят в Канаде, вторую строчку занимает Австралия, и замыкает тройку Колумбия. Продолжают рейтинг европейские страны. Также много любителей криминальных документалок в Южной Корее и Японии.  

В Казахстане ощутимую волну интереса к криминальной драме всколыхнул отечественный веб-сериал «5:32». Сериал вышел на экраны в 2021 году и снят по мотивам реальных историй о маньяках, которые орудовали в Казахстане с 1988 по 2010-е годы. Предназначен он для публики 18+.

#общество #криминал #психология #трукрайм

✅ Подписывайтесь на https://t.me/ayel_kz